ООО "БЕНУА" основано в августе 1995 года

ООО "" учредитель Санкт-Петербургской Палаты Недвижимости

Жорж Сименон «Мегрэ у министра»

Стр. 1 | Стр. 2 | Стр. 3 | Стр. 4 | Стр. 5 | Стр. 6 | Стр. 7 | Стр. 8 | Стр. 9 | Стр. 10 | Стр. 11 | Стр. 12 | Стр. 13 | Стр. 14 | Стр. 15 | Стр. 16 | Стр. 17 | Стр. 18 | Стр. 19 | Стр. 20 | Стр. 21 | Стр. 22 | Стр. 23 | Стр. 24 | Стр. 25 | Стр. 26 | Стр. 27 | Стр. 28 | Стр. 29 | Стр. 30 | 

Оригинал: Georges Simenon, “Maigret chez le ministre”, 1954

Жорж Сименон

«Мегрэ у министра»

Глава 1

Отчет покойного Калама

   Всякий раз, возвращаясь вечером домой, Мегрэ на одном и том же месте, чуть не доходя фонаря, поднимал голову к освещенным окнам своей квартиры. Делал он это совершенно непроизвольно. Возможно, если бы его неожиданно спросили, есть ли свет в окнах, он затруднился бы ответить. Так же машинально, между вторым и третьим этажом, он начинал расстегивать пальто и доставал ключ из кармана брюк, хотя не было еще случая, чтобы дверь не открылась, едва он ступал на циновку у порога квартиры.

     У его жены, например, выработалась особая манера одновременно брать из его рук мокрый зонтик и наклонять голову, чтобы поцеловать мужа в щеку. Сегодня у нее не будет такой возможности: дождя не было. Это был один из ритуалов, сложившихся за долгие годы, и Мегрэ привык к нему больше, чем ему хотелось бы в этом сознаться.

     В передней он задал традиционный вопрос:

     — Никто не звонил?

     Закрывая дверь, жена ответила:

     — Звонили. Боюсь, что тебе нет смысла снимать пальто.

     День был пасмурный — ни теплый, ни холодный; часа в два прошел дождь со снегом. На набережной Орфевр Мегрэ занимался сегодня только текущими делами.

     — Ты хорошо пообедал?

     Освещение в квартире было теплое, уютное, не то что в служебном кабинете. Рядом со своим креслом Мегрэ увидел столик с разложенными газетами и домашние туфли.

     — Я обедал с шефом, Люка и Жанвье в пивной «Дофин».

     После обеда все четверо отправились на собрание общества взаимного страхования полицейских. В течение последних трех лет Мегрэ неизменно избирался его вице‑президентом.

     — У тебя есть время выпить чашечку кофе. Сними пальто. Я сказала, что ты вернешься не раньше одиннадцати.

     Было половина одиннадцатого. Заседание длилось недолго, и после него многие зашли в пивную, чтобы выпить по кружечке. Мегрэ вернулся домой на метро.

     — Кто звонил?

     — Министр.

     Нахмурив брови, Мегрэ смотрел на жену.

     — Какой министр?

     — Общественных работ. Его фамилия Пуан, если я правильно расслышала.

     — Огюст Пуан? Звонил сюда? Сам?

     — Да.

     — Ты ему не сказала, чтобы он позвонил на набережную Орфевр?

     — Он хочет поговорить лично с тобой. Ему необходимо немедленно с тобой повидаться. Когда я ответила, что тебя нет дома, он спросил, не служанка ли я. Мне показалось, что он был очень раздосадован. Я сказала, что я мадам Мегрэ. Он извинился и спросил, где ты и когда вернешься. На меня он произвел впечатление человека, чем‑то напуганного.

     — Репутация у него совсем другая.

     — Он очень настойчиво расспрашивал, одна я дома или нет. Предупредил меня, что этот звонок должен остаться в тайне, что он звонит не из министерства, а из кабины автомата и что для него чрезвычайно важно встретиться с тобой как можно скорее.

     Пока жена рассказывала, Мегрэ смотрел на нее, насупившись, всем своим видом выражая крайнюю неприязнь ко всему, что связано с политикой. За время его службы было несколько случаев, когда государственный деятель‑депутат, сенатор или вообще какая‑нибудь важная птица — обращался к его услугам. Но они всегда делали это через его начальство. Каждый раз его вызывал к себе шеф, и разговор начинался примерно так:

     — Дорогой Мегрэ, уж извините меня, но мне придется поручить вам дело, которое вас, наверно, не обрадует.

     Как правило, это действительно были очень неприятные дела.

     С Огюстом Пуаном Мегрэ не был знаком и даже ни разу не видел его. Пуан был не из тех, о ком часто пишут в газетах.

     — Почему он не позвонил на набережную Орфевр? Этот вопрос он задал скорее себе самому. Но мадам Мегрэ все же ответила:

     — Откуда мне знать? Я повторила все, что он сказал. Звонил он из автомата…

     Эта деталь произвела на мадам Мегрэ очень сильное впечатление: для нее министр был человеком настолько значительным, что ей трудно было представить, как он поздним вечером чуть ли не тайком пробирается по бульвару к будке автомата.

     — …и сказал, что ты должен приехать не в министерство, а на квартиру, которую он сохранил…

     Она заглянула в бумажку, на которой записала адрес.

     — …бульвар Пастера, дом двадцать семь. Консьержку можешь не беспокоить, поднимайся прямо на пятый этаж, налево.

     — Он ждет меня?

     — Он будет ждать столько, сколько нужно. Ему надо вернуться в министерство не позже полуночи. И совсем другим тоном она спросила:

     — Ты не думаешь, что это розыгрыш? Мегрэ покачал головой. Конечно, все это выглядело очень необычно и странно, но на розыгрыш не похоже.

     — Выпьешь кофе?

     — Нет, спасибо. После пива не стоит… Не присев, он выпил рюмочку сливянки, взял с камина чистую трубку и направился к выходу.

     — До свидания.

     Когда Мегрэ снова вышел на бульвар Ришар‑Ленуар, влажность, целый день ощущавшаяся в воздухе, начала сгущаться в капельки тумана: вокруг фонарей возникли радужные кольца. Мегрэ не взял такси. На бульвар Пастера можно быстро добраться на метро. Возможно, он так решил потому, что не чувствовал себя при исполнении служебных обязанностей.

     В поезде, уставившись на какого‑то усатого мужчину напротив, читавшего газету, Мегрэ не переставал спрашивать себя, что нужно Огюсту Пуану и почему он так срочно и так таинственно пригласил его к себе.

     Ему было известно только, что Пуан был раньше адвокатом — в Вандее, в Ла‑Рош‑Сюр‑Йон — и на политическую арену вступил довольно поздно. Он принадлежал к числу тех депутатов, которых избирали после войны за стойкость и безупречное поведение, проявленные во время оккупации.

     Чем именно он себя проявил, Мегрэ не знал. Но в то время как некоторые из депутатов проходили через Палату, не оставляя после себя никакого следа, Пуана каждый раз переизбирали, и три месяца назад, когда был сформирован последний кабинет, он получил портфель министра общественных работ.

     Комиссару не приходилось слышать, чтобы о Пуане ходили какие‑нибудь слухи, как о большинстве политических деятелей. Его жена также не давала повода говорить о себе. То же и с детьми, если они у него были.

     Когда Мегрэ вышел из метро на станции Пастер, туман еще сгустился. Он был желтоватый, и Мегрэ ощутил привкус пыли на губах. На бульваре не было ни души, слышались только отдаленные шаги где‑то у Монпарнаса; оттуда же донесся свисток паровоза, отъезжающего от вокзала.

     Кое‑где еще светились окна, и в густой мгле это создавало ощущение покоя и безопасности. Дома здесь не были ни богатыми, ни бедными, ни новыми, ни старыми; квартиры были почти одинаковые, и населяли их в основном представители среднего класса — преподаватели, чиновники, служащие; каждое утро в одно и то же время все они торопились к метро или автобусу.

     Мегрэ нажал кнопку звонка. Дверь открылась, он пробормотал неразборчиво какое‑то имя и направился прямо к лифту.

     Лифт, тесный, на двух человек, поднимался медленно, но без толчков и шума. Лестница освещена тускло. Двери на всех этажах одного и того же темно‑коричневого цвета, циновки у дверей совершенно одинаковые.

     Мегрэ позвонил в квартиру слева, и дверь тут же, словно за нею стояли и ждали, открылась.

     Это был Пуан. Он вышел на площадку и отправил лифт вниз. Мегрэ об этом не подумал.

     — Простите, что я вас так поздно побеспокоил, — пробормотал хозяин. — Проходите, пожалуйста.

     Мадам Мегрэ была бы разочарована. Пуан совершенно не отвечал тому представлению, какое у нее было о министрах. Ростом и комплекцией он походил на комиссара, но был чуть плечистей, чуть покрепче сколоченный и, если можно так выразиться, чуть более крестьянин. Его лицо с резко очерченными линиями, крупным носом и ртом казалось вырезанным из конского каштана.

     На нем был дешевый серый костюм и невыразительный галстук. Во внешности Пуана особенно поражали две вещи: брови, шириной и густотой похожие на усы, и волосатые руки.

     Пуан тоже разглядывал Мегрэ, не пытаясь это скрывать вежливой улыбкой.

     — Присядьте, комиссар.

     Квартира чуть поменьше, чем на бульваре Ришар‑Ленуар, видимо, состояла из двух, ну, может, из трех комнат и маленькой кухни. Из передней, где висела какая‑то одежда, они прошли прямо в кабинет, который наводил на

наверх